строгое меро

у порога река
разбивает свои листы, течёт,
дважды входит в мои берега, на которых
голосующие драконы
вот — зелёный дракон, сильнейшая сила сил,
и рот его алой измазан глиной,
никуда не успеешь уйти, он тебя засечёт
вот красный дракон, что связан навек паутиной,
а вот он, бесцветный
незаметно вошёл в мой расчёт

я что, гимназистка, чёрт,
у меня впереди мерцающий огнь
топну ногой — и рассядется мгла
пылью раскатится в дёснах зола
страшно на небе луна проснётся
голубою иглой в мою бедную кожу
и вернётся и вертится — страх — мне страшно — о, как я жива

думай о мне, говорит мне сестра трава,
думай, сколь многое значит вот эта лемма
порождая вон ту       о       я       кто
белая тварь со стеклянной венерой во рту
я скажу всё, что твердил мой учитель:
в голубых ободках австралийцы едят эвкалиптовый
твёрдый хлеб
застрелиться хотела попасть в Эреб я
сапиенс
креденс
страшнее меня не бывать никоторому чёрту
кормовую мою кровать
пусть в траву уложит сестра вечорка

и я выйду
и я буду Строгое Меро этого лета
я не слишком ли блядь раздета,
для того чтобы брезжить под утро
сквозь прохладную нежить
едва, едва?
где-то ухнет сова
сверху рухнет моя полова́ —
половинка того
да и этого тоже света

так ещё бы немного, но
не сосчитаешь нас —
всё равно я останусь в сухом итоге —
вот надежда моя и опора,
что я сплю этот сон изнутри твоих глаз
но скоро, скоро
перепутаю, господин мой, ноги, чтобы
не встать ни с которой

среди земли

среди земли приснилась мне
луна в чугуевском депо
где с молотком наперевес
шла половецкая орда
колонной речи метроном
луна в составе ледяном
плацкартой медленной текла
вокруг железного узла

вокруг распавшихся пород
пустого леса шли зубцы
как речь к перрону поднялась
безглавая больная степь
и там зияя надо мной
лица сходящейся волной
как камень бьёт наперебор
глаза расстреляны в упор

измучив колыбельный лёд
толпа лепилась под стеклом
меняя головы как хлеб
на бесконечный гул вдали
к посадке бросили кольцо
и тотчас сняв с меня лицо
подлунный свет слезил проём
где смерть как соль текла ручьём

взлетает в небо пустота
взлетает поезд по земле
холодный лес летит внутри
распахнутого никогда
взлетают тяге вопреки
пустые горлицы с руки
и в лунозём меня кладут
как богоизгнанный сосуд

* * *

месть оставившему — родиться на пустыре
плавкие камни где ноют под солнцем, где
казнённое небо пялится в рыхлый жар
так ослепительно брызжет из-под руки
едва коснёшься ею травы́ реки
мёртвые веки сбившиеся в комки
сны что под ними бродят ещё нежней
мёртвые валятся из лесу — видишь лес там? —
тени с тенями бьются за счастье лежать на ней,
этой земле где находится это место

mirages

отяжелевшее окно
разваливается бесшумно
из-под земли горячий ветр
рассеивается бесследно
горящий холм на высоте
взойди как бесконечный воздух
на холм горящей пустоты
раскачивающейся лодкой
дома отёкшие тобой
пустынный воздух опрокинут
тобою кончится кино
в раскалывающемся зале
раскроют окна напролом
вдохни рассеявшийся воздух
пускай качнутся над тобой
холмы на высоте бесследной
ты смотришь в тёмное окно
бесшумным ветром опрокинут
пускай горящие холмы
взойдя утонут бесконечно
тобой рассеявшийся день
ещё на высоте начнётся
играя лодки приплывут
на раскалённое дыханье
сочится светлая земля
взойди бесследными кругами
на онемевшей высоте
как ветки окна распахнутся
сквозь растворённое кольцо
пусть над тобою бесконечно
к рассеивавшимся холмам
пустые лодки прибывают

* * *

Связной жалится, мол, связь разорвана, —
директива точная вдруг изменится?
Вот сейчас, говорит, я выпущу ворона —
чорт его знает, куда он денется?

У связного падчерица-пиявица
в Тотьму с горбатым мужем уехала, —
он свяжет верёвку и удавится,
говорит, что делать ему тут нехера.

У нашей ведь роты лицо лесовное,
по́ снегу крапинка сердце кунное,
чтобы нас убили, мы спали сонные,
укрываясь от ветра тёплой пулею.

Дорога горит, переправа тонет,
пусть мёртвые сами себя хоронят,
встань, связной, почини связь, —
потому что вокруг никого нет,
только ветер голубку по ветру гонит —
вот она и нашлась.

* * *

В белом море нет наяды,
кроме девушки Досады,
рыбок нет и крабов тоже,
и прикормишь — ничесоже.

И кальмара не ищи там,
он на это не рассчитан,
и на берег-хризолит
не выбрасывается кит.

Рыбаки летучей стужи
из нетронутой воды
лепят гребешок севрюжий
и тунцовые хвосты.

А за ужином напрасным
говорят друг другу с плачем:
Нет наяды, и ужасно
положенье наше, значит.

Сквозь завешенную гладь,
обернувшись влажным чадом,
тихо слушает Досада
и не знает, чё сказать.

На взятие града небесного или земного

I

жестокие стихи вызубренные брюзгливыми господами
из междуречья леты и флегетона
эти холодные мокрые хлопья летящие
всегда вдоль ни к чему конкретно не прикасаясь
не оседая
под колёса частного гужевого светоупорного
не подтаяв в ладонях не выстрелив пулей
в бородатом кавказском ущелье; они
ещё продолжаются встык сидерического трианона
где нас вываривали в хлорной мазурке
под шарканье ног и гусеничный лязг
и ты сказал что жизнь это след?
тоннель прорытый ими в этом вареве или настое?
жестокие стихи не обращённые к тем кто их слышит
не верящие в существование человека
уклоняющиеся от доказательств

II

противник входит в осаждённый город
и что он видит? перерубленных весталок
нигде не находит, обглоданных костей
собак не жахнет голенищем
и для порядка ни изнасиловать
ни расстрелять
ни ограбить
некого
пойдём, говорит он себе, поищем
что ли убежища, а все дома распахнутые настежь
и не напакостишь
ибо под дверью
табличка извещает: ты хозяин
да кто ж нам сопротивлялся?
где армия? противник дома
сидит и трындит
пока на небе против солнца медлит

III

фра доменико вёл дневник из гусиной кожи
где записывал словечки флорентинских филистеров

этих мрачных ублюдков совокупляющихся гнёздами лепры
под детскую песню-качалку:

«арно, вонючка, возьми гребешок,
покажи нам холодных рыбёшек!»

фра доменико шлялся по рыбным толчкам фиорентины
бузил с голавлями и варнякал на хрящ водомерок

тем временем пока в его дневнике гарцевало кодло
с пыжом убогую биче швуль спровадил

после сидя в моржатнике вспоминал удивлённо
откуда весь день доносилось

кем, на каком языке отцеживалось
не с потолка же взялось?

«угодное богу всегда случайно»
«случайно угодное»

в дохлую фиорентину башня кремля вонзилась
и ну елозить, сука,

IV

мы не хамим соседям
и никто не тычет в нас обгоревшим пальцем
мы рассчитали что зло конечно
мы больше не ввязываемся мы пас до утра
обещаем не засидимся

корень, крона —
мироздание льстиво
у тебя есть монетка, у меня минутка
разве бывает проще
выходи из дому ты всё увидишь
ты увидишь всё что захочешь

тёплым воском пропитанный письменным узелком
перевязан построчно город лежит ничком
каждый день я хожу на него с заточкой
и возвращаюсь с набитым землёю ртом

* * *

Где теперь твой беглый выстрел,
где теперь твой едкий мех?
Мимо Льва течёт Синистра,
растворяя в горле смех.

Не дойти до дома, чтобы
на простывшую кровать
из больной имперской сдобы
сладкий пепел рассыпать.

* * *

рознь в рознь прошла кругами
насытился и полдень
земное и змеиное
сошлось сошлось ужасно

о сжёванный садами
надсмотрщик безрогий
заплакало заплакало
развенчанное древо

теперь мы будем вместе
теперь ты знаешь тоже
божественное яблоко
напрасно и несладко

исида и дюкасс

1

розово-алый аквамарин в стене
это стекло
и касание губ золотых
прошло бесследно
но голос был сух и
звучал бесстыдно сквозь сланцевых стен:

— безвидна я снова пуста. о
если бы в эти озёра пришло смятенье
мне бы из лаковой глубины вернулись
груди целующие, кормящие уста —

только вернётся безглазый олень на пригорок
и в розовую глину беззвучно ткнётся губами
пока ветер стоит горой
голос звучит
тихий заморский гость
доставлен без проволочек

2

купальщики в реке похожи
на гроздья бежевых шмелей
повисших в комнате ужасной
чьи окна смотрят на луну

их знак — раздвоенной короны
над книжной бровкою записан
им остаётся только верить
пока за ними не придут

пока вода не стала красной
мы будем тихие колонны
считать нетронутое время
пока вода не покраснеет

3

он цедит пурпур
рта осторожно власть и мякоть
раствор глядящих звёзд в опальном зеве рта
он говорит: сестра приди на милость
безжизненные руки опустив
и вытекает тёмный мёд из устья
зелёный гной в груди дрожит под пальцами
и взорванное чрево предъявляет
свои сокровища — пугливы и нежны
они похожи на личинки света
в оставленном гнезде

он цедит пурпур из оплывшей плоти
невидимый рассвет на ядовитом дне
встаёт среди говна и жира
и чёрный бычий хер взрывает словно плуг
распавшуюся землю
о сестра из смерти

и полицейский хруст двери
но никого внутри

* * *

я видеть не могу
в хорах твоей земли
испуг бессчётных глаз

испуганный трамвай
свернёт куда-нибудь
исчезнет за плечом

скользнувши по плечу
бесслёзный лисий взгляд
расчертит нам проспект

меж камнем и стеклом
как бечева — удар
пространства по руке

чтоб не упасть, земля
коснётся наших ног
чтоб не сгореть, огонь

но только плеск руки
вдоль заспанных руин
запомни и прости

не голос не мольба
но книжный разворот
рассерженной земли:

твой бог не слышит слов
твой бог убит в бою
за сонный город наш

Бытовая алхимия

чтоб научиться числа опустошать
возьми шестимерный сложенный парашют
(их продают в спорттоварах за полцены)
кости варакушки и гелевый лак Porcelain
(все это найдёшь в каталоге,
в разделе «стиль и дизайн»)
заранее приготовленный метилпропоксибензол
раствори в иприте и немедленно пропитай
полученной смесью тушки сушёных шмелей
(их раздают в отделениях коричневого креста
по предъявленью свидетельства о рождении на земле)
после на почте получи перевод в двести мелких куниц
и выпусти их на улицу —
пусть приближают обещанный всем пиздец,
сам же, перекрестившись живою мышью, смотри:
как всё, что случилось, делится тут же на три
случайные части,
но лишь с тем остатком, внутри
которого сам ты исчислен и найден пустым творцом
этого мира перед его концом

Макроэкономика кризиса перепроизводства

объём производимой пустоты
в две тысячи десятом вырос вдвое
наш рынок переполнен
от партнёров
мы слышим только рассужденья о
грядущем расширении продаж
на рынки африки, индокитая
и в странах брик и членов магатэ
и никаких конкретно предложений
что это? саботаж? нерасторопность?
страх инноваций? или менеджерский пул
совсем проигнорировал решенья
февральского совета
акционеров? так?
тогда пускай
им в твиттере зарплату выдают
с корпоративным бонусом ежеквартально

вчера рванула шахта на ямале
та самая открытая на пасху
в двухтысячном на ссуду центробанка
она давала шесть — нет, вру — семь тысяч
четыреста кубометров руды
за смену
это если не считать
вторичной горловины где работа
не прекращалась даже после взрыва

такой руды нигде нет больше в мире —
насыщена отборной пустотой
настолько что и самый мощный лазер
в ней растворялся как пацан не в силах
преодолеть пустотность вещества
бывало только к штольне подойдёшь
и тут же в ноздри бьёт тончайший запах
очищенной шуньяты аромат
и в этих испареньях исчезает
весь мир рожденный из небытия
от карликовой каменной берёзки
до андромеды дымчатой на горизонте
прекрасная порода
не то что грязный йеменский песочек
или эстонский бурый ацетон

теперь по производству:
все мощностя уходят в пустоту.
пустохранилища на сахалине
которые нам — если кто забыл —
в аренду сдали лишь на восемь лет
а также волжские резервуары
в саратове заполнены на девяносто
один процент а добыча растёт
и вся структура финансирования
направлена на расширенье базы
первичного сырья
а где контракты?
за прошлый квартал был всего один
и тот — с афганистаном
если в этом
нам не удастся выйти на бразильцев
придётся закрывать южносибирский
и видимо карельский комбинат
а это двести тысяч в общей сумме
рабочих мест сюжет на нтв
и паника в бассейне абакана

подумайте какие перспективы
и сколько тех кто здесь сейчас сидит
и энгри бёрдс щипает на айпаде
пойдёт под суд к началу сентября

наш рынок переполнен пустотой
нам нужно расширяться
все свободны

Краткая история Золотого Века

Бог Бил адама с носка кованым сапогом по лицу
Рвал ему волосы до кровавых слёз и Размазывал их по лицу
Катал в говне среди чёрных трав и говно текло по лицу
Он Брал обожжённый кирпич и Гасил адама им по лицу

Он Говорил: ну что, мясо, теперь завидуешь Мне Творцу?
Я Раздавлю этот мир в вонючие нижние воды, а ты их пей
Я Насадил этот рай для того чтобы ты работал в Моих садах
ты компост для Моих ебучих фиалок, заруби себе на соплях

Бог Хватал еву за щиколки и Разводил ей ляжки вхруст
Он Смотрел как ссалась она от страха и локтем Хуячил её в живот
Он Говорил: как прекрасен, звезда Моя, хрип твоих вспененных уст
Он Говорил и железным членом Месил ей беззубый рот

После, решив опочить от дел, Он Сказал им: идите вон, козлы
Здесь вам не рады, Здесь отныне заповедник режим и благодать
Во го́внах вы будете жить века, потомушто, йопта, лукавы и злы,
А вон тому коню с мачете лично Велено вас не пущать

Теперь, в краю белоглазых волчцов, перед ними туча седой земли
Рассыпается небо на ястребов и на сов,
губы его и груди её в пыли
Кто-то вдали примерещится к вечеру, распугает окрестных псов
Вода на засов закрыта,
по тьме пространства блуждающие патрули

Она говорит: их тысячи впереди, во тьме умирающих без конца
Если бы дождь утопил нас, если бы ветер нас стёр с лица
Он держит её обгоревшие руки, он целует её: тише, моя звезда
Мы были в раю, ты помнишь? Она холодея шепчет: Да

* * *

видим в парке гуляя конечно брусок дворца
но во дворце наблюдаем рассаду парка и чтоб
не забыть упоминаем и то и другое и тут силуэт дворца
преобразует в туристов люменотроп

к ним на шарнире подкатывает москва
что в руке угадай говорит кизил спелый до черноты
как это отвечают как можно разве не всё слова
не знаю я никогда не ела не ешь и ты

на ветке парка вычернено пальто совы
запах влажный твой жгучий высокий твой цвет вода
два магеллановых облака не сводят глаза с москвы
плывут над ней и гадают по ней куда

* * *

Кентавроведенье. сентябрь.
На парте нарисован куб.
Над ним христос в цепях и розах.
Люсянь галиевна к доске.
Поднявши выю о кентаврах.
Заводит пламенную речь.
Привычно начиная с рильке.
Цитатой о гермафродитах.
И с яростью переходя.
К статистике росконнадзора.
Никто не выучил урок.
Холодный жук лежит на стуле.
Его за лапки ухватив.
Прижми хитиновым покровом.
К щеке товарища по парте.
Пускай узнает что почём.
ЛГ скрипя на половице.
Рукой разглаживает нам.
Своё наглядное пособье.
Кентаврвразрезе. очевидно.
Что перед нами так сказать.
Печальный пасынок природы.
Особо обратим вниманье.
На тазоплечевой сустав.
И восьмикамерное сердце.
Никто его не обращает.
В соседнем ряде ли цзымин.
Из сумки ядерную бомбу.
Достав пытается взорвать.
От излучения айфона.
Опять никто не пострадает.
Опять взорвётся только бомба.
А все отделаются лёгким.
По сообщенью ряда сми.
А то и вовсе не заметят.
Кентавры пялятся в окно.
Неисчислимо. безотрадно.
Парные крупы груди спины.
Их море затопило город.
Все города включая этот.
Всё что находится на карте.
Всё федерального значенья.
Все улицы дворы и парки.
Все зоны отдыха и риска.
Повсюду слышен топот конский.
Дыханье ржанье пот звериный.
Блевота песни стук в окно.
Сквозь щель сентябрьский холодок.
Всосался чтоб лизать колени.
Холодный дождь горизонтальный.
Летит окутавши всю землю.
И оседает на щеках.
Никто не смотрит на часы.
Никто не ждёт звонка.
Семь тысяч лет до перемены.

* * *

Пушкену

адмиралтейский позвоночник
и безобразный лязг дражеток
и горький питерский помещик
в шипах и розовом бокале

на пять часов назначен выстрел
давай простимся на прощанье
но эта рана так жестока
но где такси я вызвал трижды

но что случилося с невою
но это было прошлым летом
какое к чорту комарово
нет я не знаю по-вьетнамски

пляж тёмный тёплый полнолунный
наверно ницца. надпись — ницца
вода в широком перелёте
скользит над берегом случайным

я доплыву быстрее мысли
к погасшим окнам марш-о-флёра
а ты? плыви плыви бродяжка
чуть-чуть осталось

живите кто хотите

если допустим в дом пробралась змея
лютая тварь иначе сказать посланец ада
тихо ползёт по ковру как лирическая струя
в творческом наследии эдуарда асадова

за холодильником ясное дело находится ягуар
типичный представитель собственного семейства
который способен превратить человека в дар
природы, и конечно пойдёт на это злодейство

всё это ещё не значит что стая гиеновидных собак
под предводительством вожака по кличке Отважный Данко
будет дни напролёт валяться на коврике как
какая-то авиньонская куртизанка

стало быть нужно ждать того что придут слоны
о чьих намереньях полагаем догадаться не трудно
и если наши предположения в целом верны
унынье вечерней ванны скрасит общество барракуды

впрочем не стоит зацикливаться на иксодовых клещах
когда есть кубомедузы, и слава богу
что тот кто их создал заботился о мелочах
которых в известном смысле никогда не бывает много

и пусть из нас те кто замечен в сговоре со
стаей выдр потрошащих добычу в синхронном танце
сами натянут себе на шею лассо
доказывая существование выхода из ситуации

ладно бы это действительно были последние дни
можно было бы возразить, дескать, что такого,
а если всё дело в птицах, то вот они
дронт микрораптор и каменный страус моа

* * *

я хотел бы работать в газете правда
летом тридцать шестого года.
стояла жара. спела славная жатва.
неистребимо сияло в небе счастье народа.

гремящею улицей я спускался бы к миру
как к щенку, подставляя ему ладони
и как общественник въезжает в пустую квартиру
находил бы себе основанья в истине и законе

о советская интеллигенция в цвету лилейном
труд твой подобен богов полуденной грёзе
между орденом и краснознамённым портвейном
ты избываешь дни в их хрупком наркозе

мы с тобою воспели б дымящиеся бараки
сердце колхозное в жаркой мясной давильне
и как из земли воскресшей на крупном страхе
подымают мёртвых джазмены из мосфильма

правду свернув как свиток я заходил бы
в просторный храм спаса-на-динамите
и пусть с иконы в сияньи серпа и нимба
ко мне сошёл бы всесоюзный спаситель

а когда бы я разжигал газету
перед ликом господа он бы спросил бледнея:
не силою ли веельзевула ты делаешь это?
и я бы вздохнув ответил: ею

* * *

На лошадь спокойно садится седок
И такую он речь говорит
Послушай! поедем сейчас на восток
Где крестьянки прелестны на вид

Но лошадь подумав ответила: чья
Бы корова мычала, минхерц
Ужель не оставил ты в спальне своей
Штук пятнадцать прекрасных девиц?

Ты право, животное, молвит седок
Но тогда мы поедем на юг!
Где в битве за вражеский бурый острог
Мы лишимся и ног и рук!

Заржало копытное: о господин
Ты и вправду глупее коня
Чтоб лишиться чего-то им нужно владеть
А владеешь ты только мной

На запад! воскликнул упрямый герой
Там богатство в труде обретём!
Я лавку открою на пару с тобой
И начну торговать
Конём

Безумство безумных, промолвил скакун,
Я воспеть не смогу никогда
Хоть тысячу раз ты меня продай
Но ведь купят в итоге — тебя

Задумчиво всадник молчит в тишине
Молчит, молчит и молчит
В далёком небе, в пустынном сне
Задумчивый север горит

Тысячу лет — ни ночи ни дня
Поворотить бы вспять
Но нет ни всадника, ни коня
И не о ком вспоминать

* * *

Когда с вершинки О слетает лист
тот воздух будет безымянно чист
тот город будет битум и асбест
тот гость заходит

не сняв с плечей камзол коленный вал
Давай ты будешь тихо умирал
а я как будто вицеадмирал
с одним как Один

зрачком Прошли по комнате круги
Давай ты будешь боже помоги
а я внезапный шорох и враги
Кругообразно

шёл ветхий шум под лунной бечевой
и он стоял опрично как живой
и говорил и верил в голос свой
но всё напрасно

Зима следила изо всех щелей
за волнами воздушных кораблей
и подымалась об одном крыле
чужая птица

похожая на букву я живу
Тот гость сказал Сегодня наяву
я завершу последнюю главу
пустой страницей

И рыхлый лёд по четырём углам
запенился в ответ его словам
как будто тоже что-то узнавал
за сонным вздором

Сталь божьих кораблей могучий хлыст
по чёрным окнам треснувшим окрест
И был покинут холоден и чист
пустынный город

Заблудившийся сталинобус

Ехал сталинобус ой да по Сталинграду,
Эх, по Сталинграду ехал, твою мать.
Пули вместо окон, а двери как приклады,
Да колёса-зори — синяя печать.

Сел водило пьяным, а сейчас тверёзый,
В чёрной гимнастёрке красный огурец,
Говорит фамилью, да непонятно с голоса:
Днём — товарищ Сеятель, а ночью — Жнец.

Говорит безгубо, на скуле багрянцы,
Протекает оловом в рыхлую сурьму:
«Следущая станция — станция Подстанция,
Приготовься к выходу по одному.

Что ты смотришь, сука? что ты, сука, хочешь?
Выну из штанины ежовый пистолет —
Я хуяк сиротский, меня не ухлопочешь,
Мама моя родина, а папы в меня нет».

Едет сталинобус, ленты вьются следом,
Ласточки в зените да, бля, фашиста бьют,
Мчится сталинобус, впереди победа,
Пассажиры мёртвые песни поют.

зима

зима пришла в родные воды
пропащий сад оледенел
пропали птицы и сознанье
ушёл автобус навсегда

в покровском видели несчастье
свинцовый куб был сброшен вниз
бессчётны жертвы дым тоскливый
проспали в лагерь ты и я

а там готовилось навеки
чтоб смерть как душу превзойти
запретный вечер чай лимонный
и дружбы край и хлад миров

* * *

мостик над спицей склонился
льётся влажной пыльцою
кто по нему пробегающий
ты человек или царство?

нету у господа псицы
за беглецом не погонится
не станет царственной ясностью
всё наконец потеряется

дни вероны

над нашими холмами идут идут
вслепую вывернув наружу кладку
разорванные бомбами кривыми
ножами корабельными в растворе

зачем же мир над нашими холмами
пускай и дальше тлели бы ракеты
пускай с ума сходили по созвездьям
но мира не терпели пустоправно

идут идут растерзанным собором
зачем я верил богу неживому
пускай ломает ветер сад настольный
сейчас ломает завтра будет поздно

их портики наследуют увечье
из псиных морд их купола сложились
зачем давить катком узорны тени
всё сожжено над нашими холмами

* * *

слепой прикинувшийся классиком
русской литературы
неуклюже подбирает с грунтовки гильзу
нюхает её
приставляет к губам
будто хочет свистнуть
она горячая
пахнет полуденным солнцем
точно так же пахнет трава или хлеб
ночной ветер с юга тем же запахом веет
так пахнет земля
и к рукам его
этот запах прирос с рождения
рядом с полдюжины детей
роются в брошенном окопе
хрипловатые голоса их
подобно глухому треску горящего леса
тонут в упругом звоне летней степи
среди недоступной жизни
знающей лишь череду тьмы и света
заметив слепого
они по одному выскакивают наверх
медленно окружают его
подталкивая друг друга неуверенными смешками
всё начинается с тычка в спину
затем кто поопытней коротко бьёт под рёбра
острым детским кулаком
удар случайной палкой по колену
заставляет слепого вскрикнуть
тут же старший шарится по карманам
выбрасывая на дорогу мелочь таблетки и паспорт
баллончиком с краской
на спине ему рисуют свастику
и пока он
громко дыша вертит головой
пытаясь понять прошла ли угроза
двое уже нашли подходящие камни
и стоят чуть поодаль
примеряясь к свежей мишени
меткость отличное качество
издавна
меткое слово ценилось в народе
описания природы у тургенева
поражают
исключительной меткостью наблюдений
чеховские характеры обычно
метко схвачены
той или иной деталью
редко да метко
раз да горазд
пацаны отвяньте от инвалида
чему вас сука только в школе учат
нельзя же так
с писателем
дети

* * *

духовный человек стоял на плотском
и голову его духовным каблуком
к асфальту прижимал
покамест тот в обличье скотском
ничком
о боге рассуждал

ты видишь бог-отец
тебя родил в череповец
ты сын ему хотя подлец

духовный человек сойдя с живого трупа
своей дорогой поспешил
и труп расправив речь
и усмехнувшись скупо
сказал: зато я жил

* * *

беглый снег случайно остановлен
у микрорайона шестьсот два
где под каждой кровлей
между спящих гнёзд летит сова

тёплый словно был слюной янтарной
снег стоит растерян вдалеке
перед вырванной нетварной
ни в одном не отразившейся зрачке

нас конечно поразит зачем бы
он остановился здесь в аду
пойман тьмою невечерней
не имеющей числа в году

как пленителен микрорайон бы ни был
всё же этот снег обещан был другим
и пройдёт укрыв беспамятною глыбой
будапешт или допустим рим

* * *

отверстие долины эс-дробь-тэ к югу отсюда
диаметр мнимый на глаз воспринимается как щелчок
проекционные контуры смазаны видно
что правили уже после того как эллипсограф закончил работу
здесь продолжено рощей но сверху
изометрически линии сходятся в полупрямую
достаточно свободную чтобы служить примечанием
к остановленному желанию
согласно последнему
рассыпается поезд
две женщины стоят на потемневшей платформе отражаясь в стеклянной
стене кафе электрический блеск отделяет
их от горбатого облака пыли скользящего по рельсам
отвлекаясь заметим
много кто слишком большие надежды возлагал на
гипнотические локусы анафоры в собственной речи
следовал им движимый очевидностью лучшего
или как в оригинале второго почина
считал ответом меж тем как с назидательностью геометрии
это был лишь запасный путь план
на случай провала всё
следует утверждённому сценарию не считаясь
с тем что он безответен любым вопрошаниям
как будто внезапный смерч
разрывающий воздух взят
мимо двух женских криков посреди крошащейся породы
в состав ближнего мира и прибудет по расписанию
их страх их неверие
их куриное мясо в белёсых пакетах
треск их волос секущий зенит как рабочую плоскость

* * *

да знаю я как строятся
эти руины
сначала из-под ног крадётся земля
затем в щели воздуха
закачивают бетонную смесь
и долго молотят огнём
по щербатой кромке
утром приезжает заказчик
ему зябко он жмётся в пальто
как лягушка
и сквозь тонкую кожу его лица
восходят колонны не тронутые
ни секундою времени

* * *

нашего патриарха отправили в космос
говорит богомолка в сиреневом платке
был он подобен тростинке надломленной
ходил на цыпочках как невесомый
говорил только шёпотом даже с амвона
чтобы ни в ком не будить годзиллу
ел только воздух не солил даже
молился о здравии цихлид и ракушек
звери закатали его в консерву как мойву
ироды сказали сиди и не суйся
запустили на свою орбиту
теперь он в небе как какая-то небыль
богомолка грозит кулаком в пространство
говорят там скорость сто миллионов
и почти нет воздуха
он наверное голодает
будьте пожалуйста прокляты суки
её взгляд то и дело подымается к небу
родине страха темнице надежды чёрной
заре безотцовства

* * *

гилянские ковры на рынке абомея
торгуются на вес по цене мяса ласточек
высокие люди севера молчаливо
расстилают их до рассвета на камни
чтобы роса напитав сделала их тяжелее
к полудню торговля сворачивается сонные
женщины стоят как одинокие деревья
на рыночной площади в их тонкой тени
пережидают зной муравьи с медными глазами
вдруг крик иди и от стены раскалённой земли
отделяется тот к кому он был обращён
второй и третий к вечеру уже разнолицые
толпы слоняются по ветру расчертившему
красную тьму на фигурки людей и верблюдов
кричит петух дольняя мгла распаляется
сотней костров песен чертей и выстрелов
как в разломленном надвое ядовитом жуке
из которого жизни некуда больше скрыться
и чьи ноготочные внутренности красные
жёлтые бирюзовые рассеяны нервными
хлопьями звёзд холодящих крыши из глины
в глиняном платье просвечивая углями плясок
серой и кровью незаметно приблизившись
она вырастает прозрачной скалой из земли
ночь за ничто говорит перевирая отдалённую
песню ночь за ничто тебя как зовут-то
суви отвечает она и это значит звезда

* * *

хороши у мёртвого в саду
яблоки в пару медовом,
мимо стен, сквозь влажную слюду
глянут и зарёю вспыхнут снова,
под листвою проросли следы
к неизвестному соцветью,
мимо — шорох роющей воды

будто рассечённый плетью дым
он выходит из-за двери
и гадает по плодам своим
кто он был, когда уснул под вечер
глядя на добравший цвету сад:
не творец ему, не брат,
не спаситель, вышедший навстречу