О русской омографии

С тех пор, как на земли бывшего монгольского протектората был проведён интернет и повальная грамотность стала, в некотором смысле, символом эпохи, народы Особой Территории в очередной раз столкнулись с проблемой омографов в русском языке. Напомним, что в этом языке существует ряд слов, которые по недосмотру руководящих органов пишутся, на первый взгляд, одинаково, а произносятся с коварным и трудноуловимым различием, прежде всего, в ударении, к тому же имея различное, порой причудливое значение. Мы уже не говорим о случае, который произошёл со словами «миръ» и «мiръ», кои, будучи объединены в одно целое царско-большевистскими реформаторами-пацифистами, породили в позднейшее время ряд винрарнейших лозунгов. Речь пойдёт о слове «писать», которое стало примером поистине трогательной щепетильности половозрелого населения ОТ в вопросах семантики.

Как известно, ударение в словах при компьютерной печати оформляется, ввиду отсутствия на стандартной клавиатуре подобающего знака, либо курсивом, либо прописной буквой. Едва лишь эта возможность стала доступной, русскоговорящие народы мира стали применять её с особой тщательностью и последовательностью именно к этому глаголу, озаботившись не столько правильным его пониманием, сколько предотвращением неправильного. Такая заботливая акцентировка была бы понятна, если бы слова в языке существовали сами по себе и не испытывали влияния контекста на окказиональную семантику (что было бы, на самом деле, неплохо и для нужд большинства более чем достаточно). Традиция выделять ударение в слове «писать» из опытов сетевых творцов речи постепенно перекочевала и на страницы рецензируемых изданий, где, по слухам, существует правило редакторского надзора.

Мы можем понять и всецело одобряем, когда ударение ставится в слове «замок», например, в таком предложении: «Я купил тебе замок», — ибо в данном случае возникает необходимость различения контекстов высказывания: с одной стороны, возможно, речь идёт о романтическом и недешёвом подарке, за которым последует готическое приключение, с другой стороны, вероятно, подразумевается подготовка к БДСМ-вечеринке, что не менее интересно, как минимум. Но что побуждает человека оформлять ударение слову «писать» в предложениях типа: «Завтра я должен буду писать этим ёбаным уродам объяснительную»?

Подразумевается, что в этом примере собеседник прикладывает максимум усилий, дабы не быть превратно понятым. Но как? Как можно прочитать это предложение неправильно, с альтернативным ударением в глаголе, если оно в нём не указано? Нам не доводилось читать о случаях, когда официальные бумаги составлялись посредством акта мочеиспускания, иначе мы были бы лучшего мнения о человечестве. Кроме того, процесс создания многих произведений литературы тогда стал бы более наглядным.

Стало быть, речь не идёт о возможном упрощении коммуникации между участниками диалога. Человек, столь трепетно заботящийся о простановке ударения в упомянутом слове, стесняется не столько вероятности его неправильного понимания, сколько самого факта наличия в языке этого омографа. Он, кроме того, как бы предполагает возможную реакцию собеседника на своё сообщение: «Что-что ты будешь делать?? гыыы)))». Он всерьёз опасается, что таким нехитрым способом его поднимут на смех, считая подобную реакцию нормальной для своего языкового окружения, и стремится себя обезопасить от потери так называемого лица.

Господа, эта, с позволения сказать, шутка становится несмешной примерно классу к седьмому. Дети, уголовники и другие поражённые в правах слои населения имеют и более интересные, сложно организованные языковые табу и ритуалы (ср., например, известный квест с «точёными пиками» и «дрочёными хуями»). Почему бы не начать развиваться в этом направлении? Нас интересует прежде всего развитие и бытование самоорганизующихся систем, потому и с сожалением мы смотрим на одиночество этой становящейся нормы в современном фактическом правописании. Нельзя же быть настолько бедным, даже и ритуально, развиваться надо, расти над собой.