[o p]

Притча

Кароче, пропала как-то у мужыка из стада овца. Было сто, а одна взяла и свалила. Ну, на самом деле, не одна, конечно, а кабы не восемь. Но он сказал, что одна, чтоб другие не разбежались. Ну, и вот, говорит мужык оставшимся, вы, мол, тут постойте, пожуйте чё-нить, а я быренько смотаюсь за этой шлюхой. Ну, и пошёл искать. И, шо интересно, нашёл. Только это не овца оказалась, а, суко, волк. Съел волк мужыка, одел его шкуру и пошёл обратно, к оставшимся. Те ему: ну чё, как там? А он им такой: да то не овца ваще, говорит, а шняга какая-то. Ну их, говорит, нахуй таких овец, без них лучше. Ну, и пошли они дальше по горам, траву щипать и гадить. Тока весь прикол в том оказался, что эти, кто оставался, это тоже не овцы были, а волки. Они тока думали, что они овцы. Им так внушило провидение и историческая неизбежность. Они, конечно, догадывались, что что-то не так, но, блин, такая-то ситуация. А где же овцы, спросит проницательный читатель. А нету. Овцы — это миф, дружок. Спроси чё полегче. И вот, прикиньте, картина маслом: бродит по горам стадо голодных волков, травку щиплют, бекают, мекают, а в глазах такая тоска волчья, ну хоть пристрелил бы кто. Но в том-то и проявилась предвечная мудрость творца этого гавна, что если б они все оснознали бы себя волками, то давно бы уже передохли с голода и погрызли друг друга бы к хуям. Овец-то нету, жрат нечего ваще. А так, хоть в страданиях, жуя солому, клевер и всю эту поебень, давясь и булькая благодарность овечьими голосочками, живы и даже преумножили свой род на земле.