Переименование красного кота

Котика звали Совочком. Он жил у киоска, где торговали всем, что теоретически могло быть съедено или выпито населением близлежащих домов. Чаще всего он просто лежал на прилавке, чуть в стороне от окна киоска, следя за движением народных масс и декорируя малую архитектурную форму. Совок был эталонно красным котом, настолько красным, что по нему можно было калибровать экраны смартфонов. Мы, проходя мимо, считали, что в этом его миссия, но наш взгляд на природу кота об эту пору был подозрительно узок и несовершенен. Когда к киоску подходила собака с хозяином на привязи, Совок демонстративно зажмуривался и, вильнув хвостом, как бы нечаянно задевал собачий нос. Собака приходила в отчаяние, ибо при хозяине не могла сделать того, чего ей больше всего хотелось в жизни. После третьего взмаха кот приоткрывал глаза, чтобы прочесть в лице собаки признаки фрустрации и регресса личности, существование которой он, впрочем, отрицал. Готовность номер один наступала, когда к киоску подходила очередная старушка, покупавшая сосиски: тогда Совок лениво выгибался, просовывая круглую голову под старушкину руку, и языком тела обосновывал необходимость уплатить налог. Из десяти старух одна обычно соглашалась с повинностью и выплачивала коту священную десятину. Десять к одному — неплохой шанс, недостойно было бы пренебрегать им. Были, правда, и такие среди них, кто, только что засунув сосиски в сумку, извлекал оттуда коту кусок хлеба или булочки, при этом усердно гладя в очевидном намерении извинить свою дерзость. Совок не сильно переживал из-за подобных эксцессов: он знал, что скоро эти обманщицы будут гореть в аду; это знание успокоивало его и делало свободным.

Весенним утром к киоску, где лежал Совок, подошла группа людей в приподнятом весеннем настроении.

— Это мутация, да? — спросил один из них, указывая на кота.

— Котик мой, Совком кличут, — сказала продавщица, высовываясь из окошка.

«Мой», — хмыкнул Совок, отвернувшись.

— Совком? — синхронно воскликнули подошедшие, кое-кто даже присвистнул.

— А чего он красный?

«А почему небо голубое, дубина?» — мяукнул кот.

— Природа у него такая, — пробормотала продавщица.

— Вы его хоть мыли-то? — спросил лысоватый коротыш, ощупывая коту ухо двумя пальцами.

— Регулярно, с мылом, — улыбнулась продавщица.

«Регулярно? — фыркнул кот. — Нифига себе. Один раз не это самое. А ещё раз ручки зачешутся — катафалк себе заказывай, дура жирная».

— В общем, у нас бумага, — солидно поправив очки, сказал старший. — В целях борьбы и становления требуется кота переименовать.

— Утверждено большинством голосов, — в тон ему сказал лысый.

— Как же его переименуешь, он же Совок с детства, — удивилась продавщица.

— Ну, этого я не знаю, — сказал старший. — Давайте подумаем. Вот вы, как гражданское общество, как бы вы хотели называть своего кота?

— Ох, даже не знаю. Мне всегда нравилось имя Сигизмунд, — сказала продавщица и стыдливо зарумянилась.

— Нет, — задумчиво сказал старший. — Сигизмунд не годится.

— Почему же не годится? — возразил молодой человек в спортивной куртке. — Хорошее имя, по-моему, особенно для кота.

— Недостаточно подчёркнут патриотизм.

— А меня цепляет.

— И всё же нет, — решительно сказал старший. — Какие, господа, ещё будут предложения?

Кот, поначалу не проявивший к происходящему любопытства, понемногу проникался интересом к ситуации: он сел на прилавок и начал для виду лизать лапу, в то время как его уши мониторили пространство с особенным тщанием.

— Давайте его Махном назовём, — вскрикнула тонкогубая девушка в вязаной шапке. — Он же такой, мохнатый, да?

— Он же красный.

— Кто, Махно?

— Кот?

— Нет, — снова возразил старший. — Махновщины нам тут не надо. У нас цивилизованная страна с европейским вектором. Что скажут наши партнёры?

«А вот я морду тебе расцарапаю — и что скажут ваши партнёры?», — промурлыкал Совок, которому мысль стать Махном несколько даже понравилась.

— Нам нужно утвердить патриотическую составляющую в имени этого объекта городской инфраструктуры, — заявил старший, наклонившись, дабы осмотреть кота со стороны.

— Предлагаю назвать его Бандерой, — звонко и торжественно сказал лысый.

«Неплохо, — проговорил кот. — Так какие мне льготы положены как ветерану?»

— Вот только… — лысый почесал затылок.

— Что — только?

— Для начала его нужно бы снизу чёрным покрасить.

«Анус свой чёрным покрась, пёс», — зашипел Совок, приседая на лапках и поджав хвост.

— Нет, — огорчённо сказал старший. — Увы, денег на покраску кота нам из бюджета не выделили.

— Может, раз европейский вектор, переименуем кота по-английски? — предложила девушка. — Как по-английски «совок»?

Лысый полез в телефоне за словарём и неуверенно произнёс:

— Сцооп…

— Дай сюда, — старший выхватил телефон и сказал: — Скуп. Хм.

«Well, — мяукнул Совок, — sounds like bullshit, but you can try again».

— А давайте, — внезапно осенённый, проснулся парень в куртке, — назовём его Джавелином! В честь гуманитарной помощи от гарантов нашего суверенитета.

«Сука, — взъерошился кот, — посмотри на меня! Я же красный! Красный — а не прозрачный. Красный — а не невидимый. Меня ты хотя бы пощупать можешь».

— Ишь ты, не нравится, сволочь краснопузая, — добродушно произнёс лысый, отводя намеревавшуюся погладить руку подальше от кота.

— Что ж, господа, мы опять не пришли к единому мнению, — сказал старший, глядя на часы. — А времени у нас уже нет. Пока что запишем этот объект как «кот номер 6308 К (красный)» и передадим парламентской комиссии, пусть там решают.

«Тьфу ты», — сплюнул кот и быстро соскочил с прилавка на землю.

Позади киоска были густые заросли кустарника, где у него издавна устроена была удобная лежаночка. Прилёгши красным пятном среди набухавших зеленью кустов, он расслабленно распушил хвост и замурлыкал. Яркий золотой свет вспыхнул перед ним, осветив его красную морду до блеска.

— Ну что же, о Алая Роса На Скате Крыши Храма Дабаоэнь, довольны ли Вы представлением?

— Вполне, о Золотая Дева Горы Юаньцзяо, — сказал кот. — И всё-таки…

— Что Вас печалит?

— Всё же странно жить в мире, где никто не знает истинных имён вещей. Лист, сорванный осенним ветром, знает о себе больше, чем тысячи этих проходящих без имени в тумане всеобщей ненареченности.

— Это так же бессмысленно, как и скоротечно.

— Вы правы, но и скоротечность не может удостоверить вещи в их полноте.