[o p]

Поток

27.09.2021

Что мне особенно не нравится у зумеров/пориджей/снежинок, так это абсолютное, тотальное отсутствие самоиронии и в том, что они пишут, и в том, что делают, и в самом мировосприятии. Эта обрюзгшая серьёзность на лицах молодых людей сама по себе способна создать атмосферу гнетущей общеобязательности. Ведь самоирония проистекает из экзистенциального ощущения относительности своего "я": своих убеждений, своего места в мире, — но при этом даёт гораздо более устойчивую к ударам архонтического собора душу, психику ускользающую, живую, отказывающуюся утверждать себя по законам вменённой реальности. Психический кальциноз молодых сообщает их душам особую угловатость и вместе с тем хрупкость, которую они вполне открыто считают своим достоинством и выращивают в себе как своего рода социально-экзистенциальную индульгенцию.

Конечно, всё это кончится катастрофой. Но давайте же вспомним, что подобное превозмогается подобным. И мы легко обнаружим этот же тип психики внутри религиозных сект и групп, особенно догматических, таких, как авраамитские культы. Но у людей этого типа частная ригидность и хрупкость душевной структуры компенсируется внешним эгрегором, который всегда будет стоять за индивидуумом и переподчинять его себе. То есть, при столкновении этих двух яиц битым всегда будет первое, закальцинированное внутри идеи собственной индивидуальности, так как религиозный человек, даже ломаясь, отдаёт себя своему трансцендентному господину, недосягаемому для любых ударов.

Поэтому в мире громоздкой серьёзности, который несут с собой молодые поколения из твиттеров и кампусов, они обязательно столкнутся с теми, для кого этот мир — родина, и проиграют им. Условному "Талибану", это не имеет значения, хотя у ислама тут первенство. И розовые волосы покроет хиджаб ещё большей серьёзности, а радужные цвета флага сольются в единый белый цвет чистоты веры. Можно, конечно, пытаться паразитировать на остатках модерновых государств, как сейчас. Но государства не вечны, и в подвале каждого из них тлеет война.



К слову, промежуточный тип между типом религиозного сектанта и современным молодым фанатиком социально-антропологического перехода™ (назовём это так, с намёком на фундаментальную фигуру человека, совершающего транс-переход, как идеального антропоса), — это тип революционера, условно "народовольца", который возник в Европе/России в 19 в. на фоне распада традиционного мировоззрения и общественных институций, с ним связанных. Он так же лишён остраняющей иронии по отношению к себе и к миру. Но в отличие от сектанта он не религиозен и не обладает трансцендирующей инстанцией в виде фигуры коллективного или индивидуального спасения. Сотериологическое в нём вынесено вовне, в абстрактную идею, в не менее абстрактный футурум, а в качестве инструмента объективации собственного сотериологического проекта выступает вульгарно понятая "наука". В отличие же от фанатика-снежинки, революционер пренебрегает собой, своим "я", и вопрос о создании вокруг себя комфортной для него реальности перед ним не стоит. Он, безусловно, подпольный человек, но не фрик и не инвалид. Кажется, Лимонов в 90-е пытался создать партию на подобном человеческом материале, но не нашёл его в количестве, зато разномастные инвалиды слетались к нему массово. Так вот, подпольный человек — это, прежде всего, тип, индивидуация которого складывается вокруг мифологемы разрыва. Разрыв — это революционная практика, и как таковая она регулярна: она возникает на самых разных уровнях существования — социальном (маргинализация), мировоззренческом (нигилизм), политическом (эмиграция, полит. подполье), нравственном (аморализм) и т. д. В идеале у революционера не должно остаться ни единого экзистенциала, в котором он не утвердил бы разрыв. Жертвенность революционера — это тоже следствие разрыва, на этот раз — с самим собой как биологическим существом. В своей акматической стадии существо разрыва доходит до высокого уровня сублимации собственного бытия, доступного разве что религиозному мистику в экстазе. Поэтому, в частности, революционер этого типа может быть в союзе с религиозным сектантом. Но и тому, и другому чужд снежинка-фанатик как человек, возведший в степень абсолютной ценности собственную индивидуальность. Всем троим не свойственна самоирония. Но революционер и сектант не знают её по причине самоотвержения. А снежинка — по причине фундаментального самоприятия, доверия к собственному "я", перед которым должна смириться реальность.