Поток

19.03.2022

Z — это, безусловно, for zombie. Здесь культурные ассоциации первого порядка работают на отлично. «Война миров Z», фильм 10-летней давности, популярнейшая игра DayZ, действие которой происходит в некоей «Черноруссии». В поп-культуре литера Z давно закрепилась за образом-архетипом зомби. Самое любопытное — это нумерологический субститут, навязчиво продемонстрированное, ритуальное замещение буквой Z числа 2. В нумерологии число 2 — одно из самых кризисных, зловещих, тревожных. Пифагорейцы считали двойку чистым злом (или zлом, как хотите), поскольку она вносит раскол в изначальное единство единицы. Тут возникает своеобразная путаница, неразличение примордиального единства андрогина (или гермафродита, это отдельный вопрос) и химерического единства вторичного тела. Например, Ключников, ничтоже сумняшеся, пишет о гермафродитизме единицы, которая, будучи прибавлена к любому числу, меняет его чётность, и тут же — о гермафродитизме двойки как первого числа с проявленной чётностью. Это ошибка. Поясним. Единица проявляется из небытия-нуля, меона, будучи при этом абсолютно чистой, свободной от какого-либо взаимодействия, как бытие само по себе. Но для того, чтобы получить двойку из единицы, мы должны что-то сделать — нам, грубо говоря, нужна ещё одна единица. Где же её взять? Эту, вторую единицу мы получим, если прибавим к первой единице — ноль. У чистого бытия появляется двойник, который отличается от него тем, что в нём уже есть рефлексия относительно его начала, небытийности, нуля. В результате такой рефлексии у второго бытия появляется концепт смерти как возвращения к собственному началу, нулю. Двойка рождается не просто дублированием единицы, а посредством сложения, сшивания, соединения невинного бытия первой единицы и отягощённого рефлексией смерти бытия двойника, второй единицы. Ничего андрогинного в двойке нет. Двойка — это химера, вторичное тело, родившееся в результате соединения живого и мёртвого тела воедино. Двойка не вносит раскол в единство единицы. Двойка сама вырастает вокруг этого раскола, моделируя позднейший космос как насильственное единство живого и мёртвого (см., напр., Негарестани, «Мёртвая невеста»).