* * *

кругла москва не батогами
а круторогими грибами
под ней гудит гадюкин суд
пока её на свет несут

листает робкие ресницы
собор стозевный за стеклом
не знает думает о ком
и кто за стол к нему садится

полынным пальцем подзывает
губной бумаги предлагает
а то протянет наугад
нам ворох свежих медвежат

и тут же грозные салюты
взорвут кипеневый паркет
как будто в гридницу малюты
внесли бисквитный пистолет

и самолёт «валерий чкалов»
одним крылом укажет на
колонны солнца и вина
вдоль растревоженных бокалов

* * *

вода разведена а всё-таки черна
сердиты псы в рубцах от зноя
вздохнув утих крааль серьёзный сын до сна
обходит круг довольства и покоя

коровий стыд горит на небе вместо глаз
и капает заученное семя
с безоблачных равнин на ламповый атлас
земли где мается искусственное время

я словно подошёл к большому валуну
и называл его небесным братом
когда его отец похожий на луну
мои стада увёл к нечаянному сну
и души спящих скот под лунным камнем прятал

* * *

вшей как мышь в пустое дело
неживое наше тело
засмоли луной
пусть трёхгневными глазами
лазерки под образами
ищут мир иной

кто похож на битый колос
пусть того разбудит голос
медного ключа
медный шум в ушах до слуха
роет дно просторней духа
потемну мельча

выйдут люди стороною
посмеяться над луною
плюнуть ей в лицо
за углом как чёрт сойдутся
чёрным кубом развернутся
назовутся псом

ну а нам зачем стараться
ради вóхряного братства
этих упырей
пусть идут как шли печатно
свой олунок плотоядный
имут поскорей

господин твоей ладони
низких сумерек исконней
спит в своих снегах
он болеет он наказан
из него лучистым газом
вытек мир впотьмах

поднеси же боль ручную
к векам сомкнутым вслепую
видишь там вдали
синий хинный тонкогранный
блеск на срезе долгой раны
вдоль всея земли

* * *

говорят в лесах теперь тягостная тишина
всё что грозно рычало молча боится сна
колыхание листьев слышно на той стороне земли
но оттуда кто мог услышать тоже ушли

дикие звери в лесу завёрнутые в фольгу
думали спрятаться в этих деревьях лжи
я хотел им помочь но больше я не могу
съедено всё батилл всё выпито ибражы

в красной коже звериной с пальцами как луна
рубит леса металлическая жена
ходит будто зрачок на краю иглы
и руки её пустые внутри светлы

в них и уснёшь как лотос знающий никуда
не исчезает только татарин в слепых очках
играющий сам с собой в мёртвые города
а больше бояться нечего в тех лесах

* * *

поздним ящером вышли мы с таримскою девой
прочь от стойбищ касогов тяжелеющих к лету
от нечаянной жизни чуть прикрывшись ладонью
чуть замедлив дыханье под тенью желтушной

я чужие созвездья различал неохотно
вот орёл безобразный вот и варварский заяц
ну скажи мне где бомбы где свистящие стрелы
что навеки погасят это жёлтое вымя

и сказала мне дева вот придёт новый ящер
смерть смахнёт как солонку со стола не заметив
смертный путь сокрушит преднебесным туменом
табуном дорассветным смертных в рощи погонит

его зубы белее молока кобылицы
трепет крыльев его отзывается в горле
коготь ужаса нижет он мне в сердце сухое
воробьиное сердце развыкшее телу

подневольные реки теките напрасно
не стелите постели злообразные жёны
будет встреча и страшно вынут душу навстречу
грозно вскроется купол над плоской землёй

* * *

задумали народы сёстры
огромный и пустой вокзал
откуда в купол чёрно-пёстрый
луч мёда как вьюрок сновал

здесь расходились понемногу
струи беспомощной земли
и человек свободным садом
казался сам себе вдали

и птица с птицею прощаясь
летела богу вопреки
то цифрой семь то цифрой ворон
на спящий в небе материк

а человек в созвучном горе
как будто он теперь один
заучит бесконечный номер
но никогда не позвонит

* * *

пускай научат пионеров дна
тому что истина как червь одна
и одинако сеется над ними
горящими могильными камнями

пускай у них дрожат ухмылки рта
когда они решив что жизнь мертва
рассядутся протяжными нулями
и примутся толпою за слова

тогда олень и крот бегите прочь
и всякий человек возьми свой ключ
и отпирай загнивье под ногами
с бесчисленными ворогами

тогда разверзнет истина луну
и каждого из нас пустив ко дну
играючи направит лунный луч
как некий бич бичующий сквозь туч

* * *

весна красуется на лицах безумных женщин
яд освещенья со всех сторон
отъедает у плоти места́ для неспешной

катастрофы с разбитыми вопреки
предсказаниям сотами обездвиженных пчёл
на расстоянии вытянутой руки

боги в воздушной коме своей конечно
спят и видят как бы случиться наоборот
чтобы летать валунами при всём народе

хорошо бы в девяносто девятый год
отправить сиротку с посланием ночь проходит
но за ней ничего не идёт

* * *

синие синие ножевые
архейского возраста чистый люминофор
если нажать обнаруживают свойства кристаллов
никогда не был ни в чём настолько уверен

пить хочется это женя от стресса
кажется что резонируют с ближайшим пульсаром
тебе бы всё руками трогать я же предупреждал
вспоминается космогония василида

что писать что вижу то и пишу
все как пыль потонули в винноцветное небо
ранняя жизнь переходила пустыню прежней
я был свидетелем этому и тому

* * *

внутри земли горит железная звезда
загар её с голубоватым блеском
она сият тебе железная жена
седяй на звере в платье дерзком

а в дольнем мире где ни страшно ни светло
сестра её пречистая двоится
и та же ты которой повезло
зовёт её своей денницей

* * *

нам снящаяся неземля
крошится костью под ногами
и на рассеянных домах
как птичьи гнёзда сохнет пламя

нам надо к утрему успеть
поджечь квартал покуда спит он
в диванной копоти своей
растёт невидимое древо

мой друг обвешанный огнём
как галеон рубил им корни
а за шипящим тростником
вставали сорные породы

и каждый камень был оброк
неназванному расставанью
когда последний шаткий дым
с руки обугленной кормили

из холода срезали медь
сырую тварь огнём стращали
и говорили о чуме
с чумными крысами в подвале

* * *

прозрачных пуль в полвоздуха висело
стекло но тот кто вышел вон
его дотла разобранное тело
развёрнуто на шесть сторон

его мясная лилия хлопочет
о каждодневном сне труда
как будто между дёсен-червоточин
шипит игристая вода

и камень стук соседний в половине
дрожит на пальцах вещества
соединяясь на воздушной глине
в неизмеримые слова

его убрать и ничего не станет
на твёрдой улице народ
сожмётся в безобразный братский танец
чтоб навсегда забыть как тот

кто выйдя умереть но измениться
придумал выстрел за спиной
и видел как к орлу подсела львица
и оба сделались землёй

* * *

союзный флот уходит в море зла
полощутся низки и тощи флаги
на берегу прозрачные тела
посмертной преисполнены отваги

в огромной рыбе выключили свет
дрянь опрозрачнев бьётся в жирной луже
с ментами замороженными вслед
тунцам ещё не поданным на ужин

тугим пятном среди оконных чтиц
летает страх с руками человека
от негорящих водяных страниц
промозглое пересекая эхо

и кистенями трогают окрест
живую смесь хрущёвок и морены
когда они с блесной наперевес
вплывают в ускользающие стены

* * *

кто этот молодой сталинист в белом худи
с войлочным взглядом муклы настороже
бродит по выметкам ороговевших улиц
словно новорождённая русская нефть

крестом и пулей сладкое кочевое
тронуло солнце взорванные дома
города́ где спрятаться невозможно
где прежде встречали криком назад назад

теперь торгуют небитым стеклом в ладони
собственным ходом выстроились в тюрьму
томми хилфигер летает над крышей молла
как даосский бессмертный в своём саду

не говори со мной действуй как бы отдельно
пусть это будет подобно множеству ножевых
или будто за нами двумя прислали планету
полную диких ущелий и непроходимых ниш

* * *

вот наша лилия почти уснула
но шаг её нетвёрдых пальцев слышен
как траурный родник в бесхозном стуке
парковых лип отёкших на отшибе

пилот во сне рассохшихся растений
теряет землю в штопоре ручном
пусть от него ни слуха ни известий
шатающейся тушей выйдут в ночь

ты помнишь имя забываешь имя
года как воск на шестилистных пальцах
ложатся к спящим лилии больные
безвестной смерти в воздухе пыльцою

Антилопа

может кто-то видел как раздирают
огромные львы крохотную антилопу
оливки глаз её высыхают
земля стучит по мясному гробу
с той стороны антилопы добрые люди
встречают её с таинственными цветами
говорят ей ну будет будет
просто постой здесь немного с нами
перед нею светящиеся эоны
дольние волны тьмы по которым
как листья упавшие с необозримой кроны
сотни новорождённых миров
расплываются во все стороны
говорят ей ну выбирай отсюда удобно
видишь как тебя ждут повсюду
видят глаза её алую сдобу
плоти невосстановимую посуду
слышит она хруст костей под зубами
сладкие реки крови в неё впадают
разве мне не стирали память
говорит она в пустоту
но там ничего не знают
липкий шар из земли и неба
приближается заверчен коловоротом
набери говорят дыхания боли гнева
ты уже понимаешь что там
всё то же крушенье
брызги спермы и глины
руки огня мастерящие ей твердыню
и сквозь распахнутые равнины
вспышка света увиденного впервые
жаркий выдох её дрожащий мираж в отдаленьи
города́ или звери
но ей не страшно ни то ни другое
теперь перед ней у других слабеют колени
теперь она пламенный лев
сокрушающий всё живое

* * *

есть озеро земля нещадной глубины
отец всех рыб построил им корабль
построил сразу затонувшим чтобы
печаль не тронула их плоских лиц
они носились стайками вдоль мачты
упёршейся концом в тугую мглу
в то время как их золотые дети
с суровым видом в трюме доедали
искусственных утопленников из
червей и хлеба
взять любую рыбу
и сделать из неё наоборот
открытое холодное пространство
на триллионы лет вокруг
с губами прикоснувшимися вдруг
к запретному стеклу огромной банки

* * *

и осень узнавания
и вычурные позвонки заснувших спин
жучиных лапок на просвет мерцание
паслён и папорот один
бег паутины по глазам
наездники с продрогшими крестами
и всё что остаётся с нами
когда они исчезнут за мостом

* * *

так вас не помилует
боже никогда
он с огромной силою
внушил звезда́м

что теперь негоже вам
знать свой бедный путь
так всего хорошего
вам по чуть-чуть

музыки и ужаса
смертныя тоски
голова закружится
взвенят виски

как вернутся гробные
из земли назад
сдобные съедобные
у них глаза

* * *

вот сад обрушенный в космический провал
неуследимый ключ к дневному перестуку
цикады собранной из голода и трав
с пульсаром посреди измученного слуха

ты был один когда над зеркалом земли
склонился некий страх но ты его превысил
и тёмный пот ветвей свернулся в иглы чисел
и крысы роз твоих мертвецки расцвели

* * *

вообразим реку текущую отовсюду
рот её страшен с зазубренными зубами
под мостом она притворяется крокодилом
чтоб обмануть ожиданья а между тем

падает наш автобус летящий в бездну
почти что бусиной потерявшись
среди чёрных волн уму говорящих
что здесь уже не помочь ничем

хватит листать фейсбук ожидая чуда
здесь быть может сошлись на земле такие
силы в чьём приближеньи напрасно сердце
пропевает положенные крюки

нейросетке скажу будет тот подобен
кто перестанет пищать «помогите люди»
всякий раз когда бесчеловечный опыт
сходит как голубь на смысл реки

* * *

мне нравится эта прилежность
в которой как логово дня
пустая её безмятежность
хоронит на птице меня

чтоб больше сочились изъяном
стволы и канаты сирен
на левом крыле сарафанном
торгуют зарубками стен

а справа такая же точно
стена но пробита листвой
и медленный ангел заочный
смеётся в пыльце грозовой

всей птицей собрали горстями
пробросили в алую сыть
и перед земными гостями
успели золою остыть

* * *

и сегодня прелестный козлёнок
в час могучей и древней звезды
ты напрасно боишься спросонок
что сомкнутся высокие льды

над твоей головой кучерявой
будет вечно сиять полынья
ты увенчан как некой оправой
тонким шёпотом небытия

вот лоза наклонилась присниться
к твоим медленно-верным рогам
это долгая чёрная птица
пролилась по небесным углам

исполинское тело земное
задрожало в холодных руках
это всё ни о чём всё пустое
о тебе размышляющий прах

но сегодня и ночь как солонка
над слоями послушной земли
чтобы в сердце пустого ребёнка
бесконечные числа вошли

и я вижу тебе в укрепленье
океан их бросает волну
на заброшенный смертью и временем
берег мира у бога в плену

* * *

за сома из звёзд
заступился хруст
всё сковал во льду
всех унял во сне
сом лежал лучист
и сорокоуст
молодой чумы
на высоком дне

чей корабь стоит
у речной беды
то ли тонет сам
глубины опричь
то ли всех зовёт
в государи-льды
это ты ли чорт
сом иванович

позабудут быть
на уме слова
разошьётся ум
на державный ноль
а пока смотри
как в жиру мертва
разевает рот
лучевая боль

и звучит вверху
это мой покров
это русский груст
лёг на сердце зла
а под ним зола
черновых миров
что твоя душа
как один прошла

* * *

в который год в соцветие луны
вплелись колосья зева из остатка
от городов закрытых для войны
соорудили земляную матку

ещё вчера кто с головой быка
шатался в полночь по чужим балконам
привет ему как холод у виска
в кошачий сыск обрушится законом

и пена на глазах обречена
рассыпаться сигнальными хлопками
когда из-под ноги встаёт луна
и дымным ульем носится за нами

* * *

«отец свиней который на земле
как ненасытна пасть твоя и рыло
и от любви что нас с тобой связала
под лунным светом не осталось ничего

но хлев твой одинокий и пустой
останется твердыней страшной веры
пока в поту неумиравших тел
как газовый родник кипит твоя работа»

* * *

было очень тихо и послушно
как в четыре ангельских часа
наклонились над землёй воздушной
два горящих всуе колеса

удивляя столбовое время
тысячей диодов вдоль лица
в чистоте заставили деревья
досчитать все числа до конца

чтоб катиться по небесной слизи
недостаточно кивнуть живым
как по наблюдающей их линзе
пробегает совершенный дым

голосом возможно что последним
повтори окружность этих тел
безначальных совершеннолетних
в огненной и зрячей пустоте

* * *

детские черви бесконечного страха во сне
в планетарной пустыне голодного воздуха
что царапает кожу едва открываешь дверь
наотмашь мира уже забывшего зачем существует

правда и ложь прикосновение и прощенье
они подымаются бескрылые в тёмном зените
оробевшего взгляда и оттуда с гибельным молчанием
бросаются вниз на одиноких прохожих

что сказать им о жизни? что оказалась глиной?
что выбраться из неё было мучительно-сладким влечением?
прошёл некий дождь и сила сама подтолкнула
наружу в бездну несокрытого света но что-то

пошло не так и в ороговевшем взгляде прохожего
отражается дикий полёт вымышленная высота
стирает сама себя под звуки дальнего грома
сходятся и расходятся осколки словарного тела

пространство плюётся пеной никто и никогда больше
не ахнет перепуганно боже мы ещё здесь
да мы всё ещё здесь стрелки часов у полудня
долгий мертвенный свет звезды поливает улицу

* * *

молит вас душа быка
кто создал меня и для чего
в это страшное пятно
кто воздвигнул костяной собор

под мощёной головой
может быть совсем немного дня
всё укутано в туман
всё темно как в ледяном лесу

что же выбрал я во тьме
уподобит кто меня богам
птичья скоропись в глазах
промелькнёт и не оставит слов

человеку ритуал
сотворить несложно ибо есть
пред умом его язык
разделивший истину и ложь

нам же робкому скоту
всё единым светом сочтено
хорошо письмо воды
ароматны травы на луне

перед носом целый день
донесенья из иных миров
точка точка и тире
ничего уму не говорят

* * *

когда с земли сошли снега
я был растерянным слегка
я говорил моя булга
я знал моя мезга

а ты стоял особняком
ты мне казался не знаком
не выразить то языком
ты был подземный ком

я всюду видел слово нет
я пролагал пути планет
я был как чёрный пистолет
мне было триста лет

а ты как некий птицелов
сооружал себе покров
владыка четырёх углов
ты состоял из слов

тогда мы взяли по свече
и вышли вместе в час вече
рний и сомкнув к плечу плече
один из нас рече

двояковыпукл круг небес
на нём сияющий надрез
и дым луны сочится чрез
отбросив политес

я в ужасе смотрел вокруг
на кладбище больных наук
а ты неизгладимый друг
как тать упал из рук

и в эту страшную мину
ту я как поезд на войну
увидел истинну луну
и больше не засну

теперь возможно новый год
по всей земле переворот
солдат стоящий у ворот
не знает кто идёт

летёхи дышат на шутих
урлы кивают на чертих
чтоб не остаться среди них
язык ко тьме притих

я знаю корень громовой
я слышу топот гробовой
летает мимо головой
сусветный боже мой

и всяка плоть укрощена
и вся земля ему жена
и подымается со дна
гляди ещё одна

* * *

уезжали в полночь позабыли вещи
в их пустых глазницах ночевало о
сеннее предместье сонное глазами
поскользнулось небо под заочный лёд

кто-то шёл уставший временем и морой
по бумажной тверди выследив число
он смотрел как сходит на огни района
в ветхий белый шёпот неживая жизнь

за холмом захован силой и престолом
то ли кот учёный холоду и сну
то ли добрый вечер у земного края
и об этом тоже хватит волховать

волею всестрашной здесь оставлен вчуже
под золой певучей город золотой
и глядят глядят крестами и нулями
голые комочки на восток луны

* * *

что голубиному народу книга
природы стыд или картинки звёзд
открыта ли лиса наполовину
когда она взрывается в снегу

или сходящихся к ладони линий
из алфавитных крошек наизусть
достаточно чтобы тебе приснился
внутри кометы потайной язык

что скажет он когда они сойдутся
в груди как белокаменная боль
и зеркало перед лисой не сможет
ни зверя отразить ни пустоту

и движется ли он тем самым страхом
написанного прежде чем ему
в окне всесмерти передвинут знаки
из букв образовав ответный страх

* * *

бог наш мойдодыр и сегодня ночью
по бескрайнему шлёпая песку
он подымется из траурного моря
бледной искрою вдоль мачт и парусов

как хрома земля в чадре белёсой пены
тёмная не знающая нужных слов
для её детей для всех кто ей обижен
есть у нас приём со дна его любви

растворяется как в золоте незрячем
всякая душа на его руках
словно от неё с холодным отвращеньем
отпадает тень на спящие дома

и по берегу усеянному рвотой
криком безымянных птиц среди камней
пробегает будто судорожный ветер
по сердцам зверей ужас чистоты

* * *

в раннем детстве я видел в окне
жирную муху с пятном на лице
мы играли в игру с ней вдвоём
в игру перемен и случайности
я глаза закрывал и она
превращалась в осу
полную нежной жалобы
после она отвернувшись к цветам
давала мне время
и я превращался в змею или кошку
или дерево вросшее в небо
мне казалось игра будет вечной как вечны
имена вещей свободно текущих
друг через друга к немыслимой цели
как вечные числа
обновляя себя с каждым шагом
остаются собой
и горе тому кто сочтёт их
и когда она снова отвернулась к цветку
я бросил свой жребий опять
войдя в перемены
и превратился в луну
я сиял отражённым невидимым светом
я был камень пустой изнутри
с железным кольцом посредине
управляемый как самолёт
летящий таранить врага
я вздохнул
открывая глаза
и всё вокруг потемнело
всё стало серым сухим
словно сок перемен
был выжат незримой рукой из предметов
и каждый из них
стал равен себе наконец
в собственном теле покоясь
и ни мухи-жирухи
ни осы-колбасы
за окном уже не было
только один космос